Фон Меллентин, без обычной генштабовской улыбки, просто и буднично, не кривляясь-сейчас он говорит со СВОИМ: «Герр генерал, что Вы намереваетесь делать?»
Шлипер: «Воевать я буду. Вот что. Схватив русского медведя за уши, отпускать его- безумие. Господи, спаси и помилуй Германию.
Так, майне херрен. Смотрим на карту. Где же наш гениальный командующий собирается учинять новую переправу?»
Фон Меллентин: «Вот здесь, 12 километров севернее крепости, у Вука, имея задачей обойти русский укреплённый район через Высокое, Видомлю и Каменец, потом выйти на Пружаны, затем поворотом направо- оседлать Варшавское шоссе у Берёзы Картусской…
Шлипер: «Правильно, нормальные герои всегда идут в обход. А Ваш замечательный партай-полководец учёл некоторые особенности местной топографии? А именно, что прибрежный район весьма заболочен, что дорога на Высокое, и далее к Пружанам представляет собой узкую грунтовку, в отличие от шоссе Брест-Кобрин-Минск? Учёл, значит. Молодец. Ну, за неимением гербовой бумаги — и рак рыба…
А мне, следовательно, нужно чем-то занять русских, чтобы они ему маршировать не мешали…»
(Голос за кадром. В РЕАЛЬНОСТИ, находясь в несравненно лучших условиях, чем в нашей истории, Шлипер решил отказаться от штурма Крепости уже около 14 часов первого же дня войны, предоставив работу авиации и тяжёлой артиллерии)
...11 часов 15 минут. Лес около Кобрина. Штаб 4-ой армии.
Около самолёта — Богданов и Фрумкин. Богданов осунулся, погрустнел.
Богданов: «Не хочется, ох как не хочется улетать…Но Москва срочно требует от меня- прибыть в Обузу Лесная, взять под командование охрану тыла всего ЗапФронта. Надо лететь…Знаешь что, Фрумкин- кажется мне, что это не инцидент. Это Большая война.
Встретили мы её достойно, а вот что дальше будет? Ох. как же мне не хочется отсюда улетать. Тяжело на душе…А тяжелее всего сознавать, что мои пограничники переходят под командование — этих, дважды ак-к-кадемиков….»
11 часов 20 минут. Район Крепости.
Похожая на огромный мусорный бак, вставший на гусеницы, мортира «Один» изрыгнула вспышку огня и облако едкого дыма…Спустя несколько минут, над Цитаделью встало грибообразное облако разрыва…
Невдалеке не выстрелила, а именно ПРОИЗВЕЛА выстрел вторая мортира- «Тор«…От чудовищного удара в Цитадели обрушилась полубашня у Тереспольских ворот…
11 часов 45 минут. Штаб 28 СК, роща вблизи станции Жабинка.
Начальник штаба корпуса- Сандалову: «Вы представляете, коллега- этот истеричный паникёр Гаврилов мне сейчас доложил, что их так называемую крепость обстреливают орудия калибром 600 миллиметров! Каков анекдотец, а? Забавно! Вы не находите?»
Сандалов, авторитетно прихлёбывая из граненого стакана в серебряном подстаканнике свежезаваренный ординарцем чаёк с кусочком лимона: «Да, уж! Уж эти мне гарнизонные знатоки зарубежной военной техники…Начитаются на свою слабую голову «мурзилок»! Я вот, в двух академиях обучался, и никогда о таких калибрах не слыхивал…Таких орудий нет и быть не может! Полный бред это коллега, флейм по- научному!» И со вкусом потянулся на раскладном алюминиевом креслице с брезентовой зелёной спинкой…
...11 часов 48 минут. Цитадель. Оборонительная казарма. Район Холмских ворот.
Раз за разом на Крепость обрушивались удары чудовищного молота — это называется- огонь на разрушение.
Снаряды «Карлов», которые можно было увидеть в полёте, сначала поднимались круто вверх- на долю секунды застывали на вершине баллистической кривой, а потом безжалостно обрушивались вниз, вздымая тучи красной кирпичной пыли, песка и обломков. Построенные в прошлом веке, казематы старой Крепости не могли им противостоять…
В одном из казематов, отделённые глухими стенами без окон от всего мира, юный ротный командир и седой Кныш…
Ротный: «Господи, Господи, зачем я только это сделал…»
Кныш, наклоняясь к нему: «Товарищ командир, о это чём Вы?»
Ротный с отчаянием: «Никакой я не командир…Двое нас, братьев, Николай и я…близнецы мы…я всегда хотел в Красную Армию, сколько себя помню…А меня не взяли- туберкулёз у меня…А взяли Кольку…Я к нему в Крепость повидаться приехал — он говорит, побудь за меня- учений не будет, воскресенье же, а я на денёк в Кобрин смотаюсь…девушка там у него…А ты в моей форме походишь…Мы переоделись, и он уехал…а я вот остался…»
Кныш, задумчиво: «А кто Вы по профессии будете?»
Ротный, с горечью: «Артист я…в оперетте характерные роли играю!»
Кныш: «Ну и ничего, ну и ладно, хорошо у Вас получается…Играйте роль командира дальше! Я Вам подыграю…»
Немного помолчав: «Я ведь тоже соврал…я не унтер…Офицер я, прапорщик, за отличия произвели — в феврале 17-того…От того я и домой, в Минск, после войны возвращаться из Польши не решился…Ну ничего, зато теперь я случАем- Вам посоветую, как и что…»
Тяжкий удар, сыпется песок с потолка…
Кныш, отряхиваясь и прокашлявшись: «А ничего нам вражина вломил…Помню, под Стоходом он тоже вот так-то «чемоданами» швырялся…но не такими, нет…Далеко не такими…»
...Двенадцать часов ровно…Город Брест.
Из чёрных раструбов репродукторов: «Внимание! Работают все радиостанции Советского Союза……Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке своих самолетов наши города — Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие…Красная Армия и весь наш народ вновь поведут победоносную отечественную войну за родину, за честь, за свободу…