Вобщем-то, и Свистом окрестили весёлого беспризорника на Калитниковском рынке, именуемым неграмотными фраерами Птичьим, за его непреодолимую тягу к голубям…И чужим голубятням! Потому как покупать дорогих турманов, агаранов, гривунов или дутышей он не стал бы- даже если бы у него завелись каким-то чудом деньги…КУПИТЬ голубя? Это просто пижонство…
Другое дело, приманить чужого сизаря своей голубкой, или просто подломать голубятню у жирного и толстого фрея…Это да! Это по пацански!
Ловил чужих голубей Свист, пока и сам не был пойман…А дальше- просто…Приёмник-распределитель на Рогожской Слободе в бывшем Андроньевском монастыре, детский дом в Загорске, который Сергиев Посад, побег, колония для дефективных подростков в Икше…
И оттуда бы свинтил отчаянный Свист, кабы не голуби…уж очень там голубятня была знатная! Разводили дефективные голубей- да не простых…и собачек тоже разводили…Овчарок. Остался Свист. Закончил после школы ветучилище…
И вот поэтому ждала Свиста после призыва -4-я стационарная военная голубиная станция ОСНАЗ.
Любили, знаете, ОСОБЫЕ войска набирать себе личный состав из бывших беспризорников…недаром товарищ Макаренко, тот самый, из колонии имени Дзержинского, носил звание капитана НКВД (а вы и не знали?). Вроде как вырастали в этом богоугодном заведении янычары для диктатуры пролетариата…
Колька осторожно снял с лапки птицы тоненький пенальчик со спец-сообщением. Конечно, рация- это хорошо, это современно. Но резидент из Литвы- большой любитель орнитологии- прекрасно обходился без всякой антенны. В конце-концов, голубя не запеленгуешь…
Информация о движении немецких танковых колонн поступит в штаб Фронта — без промедления…(случай подлинный)
Одиннадцать часов тридцать минут. Деревня Сипурка Каменецкого района Брестской области.
На пыльной деревенской улице, у маленькой бревенчатой церковки, на старых сосновых брёвнах возле покосившегося забора, сидит седой, как лунь, деревенский батюшка.
Около него останавливается древняя старушонка, согнутая несчитанными годами почитай что в дугу.
«Здравствуй, отец Гарвасий!»
«Здравствуй и ты, Олеся…только какой я теперь отец…»
«Чегой-то?»
«Или не знаешь? Брось дурить-то…я человека убил.»
«Батюшка, ты ведь — немца убил»
«Немца или готтентота — всё одно, извергнут из сана.»
«Батюшка, да ведь ежели ты бешеную собаку, что на ребёнка кинулась, застрелил- в том вины твоей нет?»
«Олеся, уйди, очень тебя прошу…не доводи до греха. Проклят я, проклят навеки…Теперь я совсем как ты! Даже вот во храм свой взойти не могу…»
«Батюшка, а ты хоть пробовал?»
«И пробовать не буду. Я ЗНАЮ.»
«Батюшка, это предрассудок…вот хоть на паперть взойди! А я за это «Отче Наш…» прочитаю вслух. Два раза!»
Гарвасий: «Ну разве что на паперть…»
Осторожно, будто идёт по раскалённым углям, поднимается на крыльцо, крестится, за позеленевшее кольцо тянет на себя тяжёлую деревянную дверь…
Олеся: «Упаси меня Сварог, уж и за доктора Фрейда приходится трудится…»- и делает странный, ни на что не похожий жест.
Спустя несколько минут из церквушки выходит ошеломлённый отец Гарвасий…На неверных ногах возвращается к брёвнышку и почти падает…
Олеся молчит. Молчит и отец Гарвасий…
Потом поворачивает голову к Олесе: «Никто ведь и не поверит…»
Олеся: «Я- ПОВЕРЮ»
Отец Гарвасий: «ОНА — мне улыбнулась…»
Олеся: «Батюшка! А ведь ты в своего Бога- не верил! То есть верил, но умом, хоть и страдал за Него…А ведь Он у тебя — хороший.»
Отец Гарвасий, истово крестясь: «Олеся, вот тебе Крест! Уверовал истинно! Радость-то какая…Ну, твари, оккупанты, держись теперь! Мы со Христом! Кто же на ны?»
Олеся только тихо улыбнулась про себя…
Одиннадцать часов тридцать пять минут. Лесная поляна слева от шоссе Минск- Молодечно.
Замполит 100-той стрелковой дивизии батальонный комиссар Фляшкин Кирилл Иванович: «Товарищи командиры!»
Собравшиеся на поляне красные командиры встают и одёргивают уже запылившуюся форму. С обочины шоссе под сень деревьев бодро сбегает комдив Руссиянов.
За ним следует помощник начштаба по тылу капитан А.К. Ростовцев, который тащит в руках деревянный ящик со звякающими бутылками…
Товарищи командиры оживляются- вкусы генерала Руссиянова и особенно его любовь к пенному хмельному напитку, а ровно и его широкая, хлебосольная душа — всем известны.
Однако в пивных бутылках — оказался вовсе не любимый янтарный напиток. На вынутой из ящика Руссияновым бутылке- была аккуратно приклеена литографически исполненная этикетка- несколько весьма красноречивых рисунков, чтобы самый светловолосый солдат понял…Минимум текста, максимум доходчивой визуальности.
И как чиркать аккуратно прикрученными проволокой огромными спичками по не менее аккуратно прикреплённой тёрке, и как бросать, и указание- что у танка двигатель сзади, а у бронемашины- спереди…
Ростовцев, любуясь: «Да! Дизайнер уж постарался…»
Руссиянов, авторитетно: «Разумеется! Такая уж у них нация! Если бы какому-нибудь нашему Иванову поручили- вышло бы куда корявей! Ну, не красен кабак пирогами, а красен пиздюлями! Надо бы попробовать…»
Руссиянов взял в руки бутылку и подошёл на десять шагов к огромному, серому валуну…»Только бы не промазать…а то всё насмарку…ну, ХОСПОДИБЛААСЛАВИ…». Чиркнул спичкой, поджёг фитиль, размахнулся…
Звон стекла, разлетающиеся брызги…И- ничего…Только тоненький дымок…а потом! Скворчащее чёрно-бордовое пламя охватило валун…